XXXVI
Когда Марианна, в то самое утро, вышла из своей комнаты – она увидела Нежданова одетым и сидящим на диване. Одной рукой он поддерживал голову, другая бессильно и недвижимо лежала на коленях. Она подошла к нему.
– Здравствуй, Алексей… Ты не раздевался? не спал? Какой ты бледный!
Отяжелевшие веки его глаз приподнялись медленно.
– Я не раздевался, я не спал.
– Ты нездоров? или это еще след вчерашнего?
Нежданов покачал головою.
– Я не спал с тех пор, как Соломин вошел в твою комнату.
– Когда?
– Вчера вечером.
– Алексей, ты ревнуешь? Вот новость! И нашел время, когда ревновать! Он остался у меня всего четверть часа… И мы говорили об его двоюродном брате, священнике, и о том, как устроить наш брак.
– Я знаю, что он остался всего четверть часа: я видел, когда он вышел. И я не ревную, о нет! Но все-таки я не мог заснуть с тех пор.
– Отчего же?
Нежданов помолчал.
– Я все думал… думал… думал!
– О чем?
– О тебе… о нем… и о самом себе.
– И до чего же ты додумался?
– Сказать тебе, Марианна?
– Скажи.
– Я думал, что я мешаю – тебе… ему… и самому себе.
– Мне! ему! Я воображаю, что ты этим хочешь сказать, хотя ты и уверяешь, что не ревнуешь. Но: самому себе?
Марианна, во мне сидят два человека – и один не дает жить другому. Так я уж полагаю, что лучше перестать обоим жить.
– Ну, полно, Алексей, пожалуйста. Что за охота себя мучить и меня? Нам следует теперь сообразить, какие надо принять меры… Ведь нас в покое не оставят.
Нежданов ласково взял ее за руку.
– Сядь возле меня, Марианна, и поболтаем немного, по-дружески. Пока есть время. Дай мне руку. Мне кажется, что нам не худо объясниться – хотя, говорят, всякие объяснения ведут обыкновенно только к большей путанице. Но ты умна и добра; ты все поймешь, и чего я не доскажу – ты додумаешь. Сядь.
Голос Нежданова был очень тих, и какая-то особенная, дружеская нежность и просьба высказывались в его глазах, пристально устремленных на Марианну.
Она тотчас охотно села возле него и взяла его руку
– Ну, спасибо, моя милая, – и слушай. Я тебя долго не задержу. Я уже ночью в голове все приготовил, что я должен тебе сказать. Ну – слушай. Не думай, чтобы вчерашнее происшествие меня слишком смутило: я был, вероятно, очень смешон и немножко даже гадок; но ты, конечно, не подумала обо мне ничего дурного или низкого… ты меня знаешь. Я сказал, что это происшествие меня не смутило; это – неправда, это вздор… оно смутило меня, но не потому, что меня привезли домой пьяного; а потому, что оно окончательно доказало мне мою несостоятельность! И не только в том, что я не могу пить, как пьют русские люди, – а вообще! вообще! Марианна, я обязан сказать тебе, что я не верю больше в то дело, которое нас соединило, в силу которого мы вместе ушли из того дома и к которому я, говоря правду, уже охладевал, когда твой огонь согрел и зажег меня; не верю! не верю!
Он положил свою свободную руку себе на глаза и умолк на мгновенье. Марианна тоже ни слова не промолвила и потупилась… Она почувствовала, что он ей не сказал ничего нового.
– Я думал прежде, – продолжал Нежданов, отняв руку от глаз, но уже не глядя больше на Марианну, – что я в самое-то дело верю, а только сомневаюсь в самом себе, в своей силе, в своем уменье; мои способности, думал я, не соответствуют моим убеждениям… Но, видно, этих двух вещей отделить нельзя – да и к чему обманываться! Нет – я в самое дело не верю. А ты веришь, Марианна?
Марианна выпрямилась и подняла голову.
– Да, Алексей, верю. Верю всеми силами душн – и посвящу этому делу всю свою жизнь! До последнего дыхания!
Нежданов повернулся к ней и измерил ее всю умиленным и завидующим взглядом.
– Так, так; я ждал такого ответа. Вот ты и видишь, что нам вместе делать нечего: ты сама одним ударом перерубила нашу связь.
Марианна молчала.
– Вот и Соломин, – начал снова Нежданов, – хоть и он не верит…
– Как?
– Нет! Он не верит… да это ему и не нужно; он подвигается спокойно вперед. Человек, который идет по дороге в город, не спрашивает себя: да существует ли, полно, этот город? Он идет себе да идет. Так и Соломин. И больше ничего не нужно. А я… вперед не могу; назад не хочу; оставаться на месте – томно. Кому же дерзну я предложить быть моим товарищем? Знаешь поговорку: один под один конец, другой под другой – и пошло дело на лад? А коли один не сможет нести – как быть другому?
– Алексей, – промолвила нерешительно Марианна, – ты, мне кажется, преувеличиваешь. Мы ведь любим друг друга.
Нежданов глубоко вздохнул.
– Марианна… Я преклоняюсь перед тобою… а ты жалеешь меня – и каждый из нас уверен в честности другого: вот настоящая правда! А любви между нами нет.
– Но постой, Алексей, что ты говоришь! Ведь сегодня же, сейчас, за нами явится погоня… Ведь нам надобно уходить вместе, а не расставаться.
– Да; и ехать к попу Зосиме, чтобы он нас обвенчал, по предложению Соломина. Я хорошо знаю, что в твоих глазах этот брак не что иное, как паспорт, как средство избегнуть полицейских затруднений… но все-таки он некоторым образом обязывает… к житию вместе, рядом… или если не обязывает, то, по крайней мере, предполагает желание жить вместе.
– Что ж это, Алексей? Ты здесь останешься?
У Нежданова чуть было не сорвалось с языка: «Да» – но он одумался и промолвил:
– Н… н… нет.
– В таком случае ты удалишься отсюда не туда, куда я.
Нежданов крепко пожал ее руку, которая все еще лежала на его руке.
– Оставить тебя без покровителя, без защитника было бы преступно – и я этого не сделаю, как я ни плох. У тебя будет защитник… Не сомневайся в том!
Марианна нагнулась к Нежданову – и, заботливо приблизив свое лицо к его лицу, старалась заглянуть ему в глаза, в душу – в самую душу.
– Что с тобой, Алексей? Что у тебя на сердце? Скажи!.. Ты меня беспокоишь. Твои слова так загадочны, так странны… И лицо твое! Я никогда не видала у тебя такого лица!
Нежданов тихонько отклонил ее и тихонько поцеловал у ней руку. На этот раз она не противилась – и не засмеялась, и все продолжала заботливо и тревожно глядеть на него.
– Не беспокойся, пожалуйста! Тут ничего страшного нет. Вся беда моя вот в чем. Маркелова, говорят, мужики побили; он отведал их кулаков, они помяли ему бока… Меня мужики не били, они даже пили со мною, пили мое здоровье… но душу они мою помяли, хуже чем бока у Маркелова. Я был рожден вывихнутым… хотел себя вправить, да еще хуже себя вывихнул. Вот именно то, что ты замечаешь на моем лице.
– Алексей, – медленно промолвила Марианна, – тебе было бы грешно не быть откровенным со мною.
Он стиснул свои руки.
– Марианна, все мое существо перед тобою как на ладони; и что бы я ни сделал, говорю тебе наперед: в сущности, ничему, ничему ты не удивишься!
Марианна хотела попросить объяснения этих слов, однако не попросила… притом в это мгновенье в комнату вошел Соломин.
Движенья его были быстрей и резче обыкновенного. Глаза прищурились, широкие губы сжались, все лицо как будто заострилось и приняло выражение сухое, твердое и несколько грубое.
– Друзья мои, – начал он, – я пришел вам сказать, что мешкать нечего. Собирайтесь… ехать вам пора. Через час надо вам быть готовыми. Надо вам ехать венчаться. От Паклина нет никакого известия; лошадей его сперва задержали в Аржаном, а потом прислали назад… Он остался там. Вероятно, его увезли в город. Он, конечно, не донесет, но бог его знает, разболтает, пожалуй. Да и по лошадям могли узнать. Мой двоюродный предупрежден. Павел с вами поедет. Он и свидетелем будет.
– А вы… а ты? – спросил Нежданов. – Разве ты не поедешь? Я вижу, ты одет по-дорожному, – прибавил он, указав глазами на высокие болотные сапоги, в которых пришел Соломон.
– Это я… так… на дворе грязно.
– Но отвечать ты за нас ведь не будешь?
– Не полагаю… во всяком случае – это уж мое дело. Итак, через час. Марианна, Татьяна желает вас видеть. Она что-то там приготовила.
– А! Да! Я и сама хотела к ней идти…
Марианна направилась к двери…
На лице Нежданова изобразилось нечто странное, нечто вроде испуга, тоски…
– Марианна, ты уходишь? – промолвил он внезапно упавшим голосом.
Она остановилась.
– Я через полчаса вернусь. Мне уложиться недолго.
– Да; но подойди ко мне…
– Изволь; зачем?
– Мне еще раз хочется взглянуть на тебя. – Он посмотрел на нее долгим взором. – Прощай, прощай, Марианна! – Она изумилась. – То бишь… Что это я? Это я так… сболтнул. Ты ведь через полчаса вернешься? Да?
– Конечно.
– Ну, да… да… Извини. У меня в голове путаница от бессонницы. Я тоже сейчас… уложусь.
Марианна вышла из комнаты. Соломин хотел было пойти за ней.
Нежданов остановил его:
– Соломин!
– Что?
– Дай мне руку. Надо ж мне поблагодарить тебя за твое гостеприимство.
Соломин усмехнулся.
– Вот что вздумал! – Однако подал ему руку.
– И вот еще что, – продолжал Нежданов, – если со мной что случится, могу я надеяться на тебя, что ты не оставишь Марианну?
Твою будущую жену?
– Ну да, Марианну.
– Во-первых, я уверен, что с тобой ничего не случится; а во-вторых, ты можешь быть спокоен: Марианна мне так же дорога, как и тебе.
– О! Я это знаю… знаю… знаю! Ну и прекрасно. И спасибо. Так через час?
– Через час.
– Я буду готов. Прощай!
Соломин вышел и догнал Марианну на лестнице. Он намеревался ей сказать что-то насчет Нежданова, да промолчал. И Марианна, с своей стороны, поняла, что Соломин намеревался ей что-то сказать – и именно насчет Нежданова – и что он промолчал. И она промолчала тоже.
