Так мы сидели с четверть часа. Он глядел в сторону, а я глядел на него и заметил, что волосы у него надо лбом как-то особенно приподнялись и завились кудрями, что, по замечанию одного военного лекаря, на руках которого перебывало много раненых, всегда служит признаком сильного и сухого жара в мозгах… Опять мне пришло в голову, что над этим человеком действительно тяготеет рука судьбы и что товарищи его недаром видели в нем нечто фатальное. И в то же время я внутренно осуждал его. «Мещанка! – думалось мне, – да какой же ты аристократ?»
– Может быть, вы меня осуждаете, Ридель, – начал вдруг Теглев, как бы угадав, о чем я думал. – Мне самому… очень тяжело. Но как быть? Как быть?
Он оперся подбородком на ладонь и принялся покусывать широкие и плоские ногти своих коротких и красных, как железо твердых пальцев.
– Я того мнения, Илья Степаныч, что надо вам сперва удостовериться, точно ли ваши предположения справедливы… Быть может, ваша любезная здравствует. («Сказать ему о настоящей причине стука? – мелькнуло у меня в голове. – Нет, после».)
– Она мне ни разу не писала с тех пор, как мы в лагере, – заметил Теглев.
– Это еще ничего не доказывает, Илья Степаныч.
Теглев махнул рукою.
– Нет! Ее уже наверное больше на свете нет. Она меня звала…
Он вдруг повернулся лицом к окну.
– Опять кто-то стучит!
Я невольно засмеялся.
– Ну, уж извините, Илья Степаныч! На сей раз это у вас нервы. Видите: рассветает. Через десять минут солнце взойдет – теперь уже четвертый час, а привиденья днем не действуют.
Теглев бросил на меня сумрачный взгляд и, промолвив сквозь зубы: «Прощайте-с», лег на лавку и повернулся ко мне спиною.
Я тоже лег – и, помнится, прежде чем заснул, подумал, что к чему это Теглев всё намекает на то, что намерен… лишить себя жизни! Что за вздор! что за фраза! По собственной воле не женился… бросил… а тут вдруг убить себя хочет! Смысла нет человеческого! Нельзя не порисоваться!
С этими мыслями я заснул очень крепко, и когда я открыл глаза, солнце стояло уже высоко на небе – и Теглева не было в избе…
Он, по словам его слуги, уехал в город.