В отчизне Данта, древней, знаменитой * ,

В тот самый век, когда монах немецкий * Противу папы смело восставал,

Жил честный гражданин, Филиппо Стродзи.

Он был богат и знатен; торговал

Со всей Европой, заседал в судах

И вел за дело правое войну

С соседями: не раз ему вверяла

Свою судьбу тосканская столица. * И был он справедлив, и прост, и кроток;

Не соблазнял, но покорял умом

Противников… и зависти враждебной,

Тревожной злобы, низкого коварства

Не ведал прямодушный человек.

В нем древний римлянин воскрес; во всех

Его делах, и в поступи, во взорах,

В обдуманной медлительности речи

Дышало благородное сознанье –

Сознанье государственного мужа.

Не позволял он называть себя

Почетными названьями; льстецам

Он говорил: «Меня зовут Филиппом,

Я сын купца». Любовью беспредельной

Любил он родину, любил свободу,

И, верный строгой мудрости Зенона, * Ни смерти не боялся, ни безумно

Не радовался жизни, но бесчестно,

Но в рабстве жить не мог и не хотел.

И вот, когда семейство Медичисов, * Людей честолюбивых, пышных, умных,

Уже давно любимое народом

(Со времени великого Козьмы) * ,

Достигло власти наконец; когда

Сам император – Пятый Карл * – родную

Дочь отдал Александру Медичису,

И, сильный силой царственного тестя,

Законы нагло начал попирать

Безумный Александр – восстал Филипп

И с жалобой не дерзкой, но достойной

Свободного народа, к венценосцу

Прибег. Но Карл остался непреклонным –

Цари друг другу все сродни. Тогда

Филиппо Стродзи, видя, что народ

Молчит и терпит, и страшась привычки

Разврата рабства – худшего разврата, –

Рукою Лоренцина погубил * Надменного владыку. Но минула

Та славная, великая пора,

Когда цвели свободные народы

В Италии, божественной стране,

И не пугались мысли безначалья,

Как дети малолетные… Напрасно

Освободил Филипп родную землю –

Явился новый, грозный притеснитель * ,

Другой Козьма. Филипп собрал дружину,

Друзей нашел и преданных и смелых,

Но полководцем не был он искусным…

Надеялся на правоту, на доблесть

И верил обещаньям и словам

Не как ребенок легковерный – нет!

Как человек, быть может, слишком честный…

Его разбили, взяли в плен. Октавий * Разбил же Брута некогда. Как муху

Паук, медлительно терзал Филиппа

Лукавый победитель. Вот однажды

Сидел несчастный после тяжкой пытки

Перед окном и радовался втайне:

Он выдержал неслыханные муки

И никого не выдал палачам.

Сквозь черную решетку падал ровный

Широкий луч на бледное лицо,

На рубище кровавое, на раны

Страдальца. Слышался вдали беспечный,

Веселый говор праздного народа…

В окошко мухи быстро залетали,

И с вышины томительно далекой

Прозрачной, светлой веяло весной.

С усильем поднял голову Филиппо:

И вспомнил он любимую жену * ,

Детей-сироток – собственное детство…

И молодость, и первые желанья,

И первые полезные дела,

И всю простую, праведную жизнь

Свою тогда припомнил он. И вот

Куда попал он наконец! Надеждам

Напрасным он не предавался… Казнь,

Мучительная казнь его ждала… Сомненье

Невыразимо горькое внезапно

Наполнило возвышенную душу

Филиппа; сердце в нем отяжелело,

И выступили слезы на глаза.

Молиться захотел он, возмутилось

В нем чувство справедливости… безмолвно

Израненные, скованные руки

Он поднял, показал их молча небу,

И без негодованья, с бесконечной

Печалью произнес он: где же правда?

И ропотом угрюмым отозвался

Филиппу низкий свод его тюрьмы…

Но долго бы пришлось еще терзаться

Филиппу, если б старый, честный сторож,

Достойный понимать его величье,

Однажды, после выхода судьи,

Не положил бы молча на пороге

Кинжала… Понял сторожа Филипп, –

И так же молча, медленным поклоном

Благодарил заботливого друга.

Но прежде чем себе нанес он рану * Смертельную, на каменной стене

Кинжалом стих латинской эпопеи

Он начертал: «Когда-нибудь восстанет * Из праха нашего желанный мститель!»

Последняя, напрасная надежда!

Филиппов сын погиб в земле чужой – * На службе короля чужого; внук

Филиппа заживо был кинут в море * ,

И род его пресекся, Медичисы

Владели долго родиной Филиппа,

Охотно покорялись им потомки

Филипповых сограждан и друзей…

О наша матерь – вечная земля!

Ты поглощаешь так же равнодушно

И пот, и слезы, кровь детей твоих,

Пролитую за праведное дело,

Как утренние капельки росы!

И ты, живой, подвижный, звучный воздух,

Ты так же переносишь равнодушно

Последний вздох, последние молитвы,

Последние предсмертные проклятья,

Как песенку пастушки молодой…

А ты, неблагодарная толпа,

Ты забываешь так же беззаботно

Людей, погибших честно за тебя,

Как позабудут и твои потомки

Твои немые, тяжкие страданья,

Твои нетерпеливые волненья

И все победы громкие твои!

Блажен же тот, кому судьба смеется!

Блажен, кто счастлив, силен и не прав!!!

Дверь отворилась… и вошел Козьма…