Похождения подпоручика Бубно́ва

Роман

Алексею Александровичу Бакунину, потомку Баториева, ныне недоучившемуся студенту, будущему министру и андреевскому кавалеру в знак уважения и преданности сей посильный труд, плод глубоких размышлений с некоторым родом подобострастья посвящает сочинитель

Подпоручик Бубно́в гулял однажды по одной из улиц уездного городка Ч… Во всю длину этой улицы находилось только 3 дома – 2 направо, 1 налево. Улица эта была без малого с вёрсту. Так как до вечера оставалось часа два, не более, то старые мещанки, хозяйки упомянутых домов, заблаговременно заперли ставни, загнали кур и улеглися спать. Подпоручик Бубнов шел, заложа руки в карманы и предаваясь, по обыкновению, любимым размышлениям – о том, что́ бы он стал делать, если б он был Наполеоном?

К подпоручику Бубнову совершенно внезапным образом подошел человек небольшого роста – в весьма странной одежде; Бубнов принял было его за помещика Телушкина, только что приехавшего из-за границы; сам он, правда, и не имел чести лично знать г-на Телушкина, но успел уже наслышаться о мудреных и чудных заморских его нарядах… Однако при первом слове незнакомца он совершенно разуверился… Незнакомец, подойдя к подпоручику Бубнову, произнес небрежно и скороговоркою:

– Я чёрт.

Подпоручик тотчас подумал: «Либо он пьян, либо я пьян – во всяком случае неприлично оставаться».

Но незнакомец не дал ему отойти двух шагов и проговорил с улыбкой:

– Вы не пьяны, любезный Иван Андреич, – но я чёрт.

Иван Андреич опять подумал: «Либо он сумасшедший, либо я сумасшедший – так зачем же нам оставаться вместе!»

Незнакомец поймал его за полу и сказал громко и решительно:

– Бубнов, что б ты сделал, если б был Наполеоном?

Подпоручик Бубнов успокоился и подумал: «Он точно чёрт…»

– Что вам угодно? – промолвил он довольно решительно.

– Во-первых, мне угодно убедить вас, что я точно чёрт. Эй вы, крапивы, чего зазевались? Нуте-ка – казачка – да хорошенько.

Все крапивы, в изобилии растущие вдоль полусгнивших заборов, отхватили казачка на славу.

– Хорошо, – сказал чёрт, – пока довольно. Впрочем, за мной дело не станет. – И тут он сразу выкинул несколько удивительных штук: положил себе обе ноги в рот и протащил их сквозь затылок; взял свои собственные глаза в обе руки и с приятностью бросал их на воздух; наконец, подарил свой нос Ивану Андреевичу на память. Подпоручик Бубнов расстегнул свой сертук и положил нос чёрта в боковой карман.

– Теперь вы верите, что я чёрт?

– Верю. Чего же вам от меня хочется?

– Ничего, Иван Андреевич, ничего особенного. Со скуки, знаете, пришел поболтать с вами. А не угодно ли вам погулять со мной немного?

– С моим удовольствием.

И пошли они рядышком, как добрые приятели.

«Однако, – подумал Иван Андреевич, – какое странное происшествие! Мне кажется, я в белой горячке».

Он схватил себя за ус и дернул что было силы… Голова у него заскрыпела, как деревянная.

– Напрасно изволите беспокоиться, Иван Андреевич. Пожалуй, голову с плеч долой стащите… а без головы – вы сами знаете – нехорошо. Да вот позвольте испытайте сами.

Чёрт схватил подпоручика Бубнова за хохол и снял с него голову. Подпоручик Бубнов хотел было удивиться – да без головы удивляться невозможно. Чёрт повертел головой Ивана Андреевича, поднес ее к носу и чихнул в нее. Потом поставил ее опять на туловище подпоручика. Бубнов точас разинул рот и проговорил:

– Желаю здравствовать.

Таким образом, приятно препровождая время, вышли они из города и очутились в большом лесу.

– Послушайте, однако, – проговорил Иван Андреевич, – вы не заведете меня в овраг к козулям? Я терпеть не могу козуль!

– Как можно! – отвечал чёрт.

Они подошли к большому, старому, засохшему дубу. На дубу сидел старый ворон и каркал протяжно. Этот ворон был в сущности ворониха или в самой сущности чёртова бабушка. У чёрта не было никогда матери, но бабушка есть. Каким образом это приключилось, не известно даже, впрочем, и самому чёрту.

– Позвольте мне вас представить моей бабушке, – сказал он Ивану Андреевичу.

– Я в сертуке, – заметил Бубнов.

– Ничего-с, – подхватил чёрт. – Позвольте вас попросить не креститься ни в каком случае – вы бы нас лишили вашей приятной беседы, – да еще, сделайте одолжение, откусите кончик моего хвоста.

Сказавши эти достопамятные слова, чёрт поднес кончик своего хвоста, пушистый и мягкий, как кошачьи лапки, к самым-таки к губам Ивана Андреевича…

– Не стану я кусать вашего хвоста! – закричал Иван Андреевич.

– Отчего же?

– Вам будет больно.

– Мне? помилуйте! Сделайте одолжение, без церемоний. Прошу вас…

А между тем проклятый чёртов хвост так и лезет в рот Ивану Андреевичу…

– Но разве это непременно нужно?

– Непременно.

Подпоручик Бубнов схватился было правой рукой за чёртов хвост, да вдруг остановился, посмотрел через плечо на чёрта и промолвил:

– А, должно быть, ваш хвост на вкус прескверный?

– Нимало! Извольте пожелать – какое вы кушанье любите? Такого вкуса будет и мой хвост.

Подпоручик задумался и, наконец, вскрикнул:

– Хочу огурца с медом!

И откусил… действительно! чёрт был прав – хвост отзывался огурцом с медом… и чуть-чуть серой – но кто же станет обращать внимание на такую безделицу!

Не успел подпоручик Бубнов хорошенько проглотить кусок хвоста, как вдруг очутился он в довольно опрятной комнате. На больших старинных креслах сидела старуха с огромным носом и щелкала орехи. Чёрт с вежливостью подвел к ней Ивана Андреевича и промолвил:

– Бабушка, – Иван Андреевич Бубнов, подпоручик. Иван Андреевич, – моя бабушка.

Представив их друг другу, он подал стул подпоручику, а сам пошел надеть свои рога.

Подпоручик не знал, с чего начать, не оттого, что он не умел, как говорится, вести разговор, но он не знал имени и отчества чёртовой бабки и не мог придумать, как ее назвать: «Сударыней просто?» Неловко… Наконец, он решился и начал было:

– Милостивая государыня…

Но старуха странным образом разинула рот и чрезвычайно хриплым голосом проговорила:

Подпоручик Иван Бубнов!

Ивану Андреевичу показалось, что слова старухи летели к нему винтом – вот как летают турманы… Но он давно перестал смущаться и только тряхнул головой. Старуха продолжала щелкать орехи и глядела на него во все глаза – как будто ожидая его слов. Но Иван Андреевич пришел в тупик и сидел молча – как истукан. Старухе, видно, скучно стало: она вдруг вскочила, схватила Ивана Андреевича за руки и пустилась с ним плясать по комнате с неимоверною быстротой, приговаривая:

Подпоручик! *

Мой амурчик,

Попляши со мной, голубчик!

У Бубнова закружилась голова – и он с отчаянием закричал:

– Чёрт, чёрт, твоя бабушка с ума сошла!

Чёрт взошел с рогами на голове, схватил свою бабушку под мышки и посадил ее с почтением на место. Потом в униженных выражениях просил у Ивана Андреевича прощения за бабушку.

– Но, – прибавил он, – я хочу вам доставить большое удовольствие: познакомлю вас с моей внучкой; моя внучка еще очень молода – хвостик у ней еще очень крошечный, но вы благородный человек: вы не воспользуетесь ее неопытностью… Бабебибобу, поди сюда.

Из соседней комнаты вышла чёртова внучка. Она с приятностью присела Ивану Андреевичу, сказала: «Ах!» – и стыдливо бросилась на шею прабабушке.

Иван Андреевич поклонился и щелкнул шпорами.

– Как вы ее называете? – спросил он чёрта.

– Бабебибобу’ой, – отвечал чёрт.

– Бабеби… и так далее – не русское имя, – заметил подпоручик.

– Мы иностранцы, – возразил дедушка Бабебибобу’и…

Иван Андреевич оправился и подошел к ручке Бабебибобу. Она протянула ему свою лапку. Подпоручик успел заметить, что ноготки ее, впрочем, очень миленьких пальчиков слегка загнуты вниз в виде когтей; да, сверх того, в самое мгновенье поцелуя его как будто кольнуло в губы.

– Не угодно ли вам погулять со мною по саду, – сказала Бабебибобу шёпотом.

– С моим удовольствием, – отвечал Бубнов. Старуха пошепталась с чёртом и, по-видимому, не соглашалась на прогулку. Но чёрт пожал плечами и отвернулся… Бубнов с чёртовой внучкой вышли из комнаты.

Сад у чёрта, как все сады; ничего нет отличительного; однако Иван Андреевич заметил одну странность: все растенья, вырастая, кряхтят. Так уж заведено у чёрта.

Бабебибобу шла долго молча – наконец, подняла головку, посмотрела на Ивана Андреевича и сказала со вздохом:

– Я люблю тебя, Бубнов!

Подпоручик вспомнил наставление ее дедушки и сказал ей с отеческим добродушием:

– Успокойтесь.

Чёртова внучка еще нежнее проговорила:

– Я люблю тебя, Бубнов! Полюби меня – и я венчаю тебя маком, красным, как мои щеки, накормлю тебя самыми свежими желудями, упою тебя соком папоротника – и мы будем счастливы и добродетельны! Бубнов, я люблю тебя!

Бубнов посмотрел на нее… и хотел было сказать: «И я люблю тебя, Бабеби…» – но вдруг ему показалось, что у Бабебибобу глаза стали сжиматься и расширяться, как у кошки, ноздри раздуваться, зубы завостряться… Ему вдруг показалось, что он мышь, что она кошка…

– Нет, – сказал он вдруг… – Я не воспользуюсь вашим благорасположением – вернемтесь домой.

– Да где дом? – сказала она странным голосом. Иван Андреевич оглянулся…

Он стоял на самой верхушке высочайшего столба – и то на одной ноге, другая его нога развевалась по ветру, как флаг. По столбу, намыленному и обмазанному маслом, с большим усилием всползали разного вида чертенята; все они старались добраться доверху… Нет сомненья! Иван Андреевич назначен наградой победителю… Бабебибобу носилась около него по воздуху и язвительно смеялась…

– Чёрт! ты, выходишь, подлец, – проговорил с усилием подпоручик…

– Дети! Дети! заблудились вы, что ли? – раздался голос чёрта.

И Иван Андреевич и Бабебибобу очутились опять в саду… Невдалеке от них стоял чёрт и приятно улыбался…

– Не умеешь ты занять дорогого гостя, Бабебишка! – Так он ее называл, когда гневался. – Пожалуйте сюда, ко мне, Иван Андреевич, – оставьте эту глупую девчонку.

– Как бы не так! Девчонка! – отвечала Бабебибобу, – у меня уж рога пробиваются… – И, нагнувши голову, она разобрала волосы и показала Ивану Андреевичу маленькие миленькие рожки.

Иван Андреевич, в жизнь свою не учившись танцевать, вдруг прыгнул, повернулся трижды на одной ноге – сделал glissade, jetée assemblée, pas de zéphire[102], нагнулся и поцеловал кончик правого рожка Бабебибобу, но рог, как будто обрадовавшись такому происшествию, вдруг вырос и больно ушиб подпоручика…

Через полчаса все они сидели за столом…

«Посмотрю я, – подумал Иван Андреевич, – что́ ест этот народ!»

А сидели они в следующем порядке:

На главном месте: старуха – чёртова бабушка.

Направо от нее: Иван Бубнов, подпоручик.

Налево от старухи: внук ее, чёрт.

Налево от чёрта и напротив Бубнова } Бабебибобу. (vis-à-vis sont des amis[103]).

Большая, большая закрытая миска взошла в комнату, пододвинулась к столу, присела и прыгнула на стол.

«Что-то они едят? – подумал Бубнов… – посмотрим!»

Старуха обратилась к внуку:

– Любезный внучек, не правда ли – мы женим подпоручика Бубнова на Бабебибобу?..

– Женим, женим, – отвечал внучек.

Жениться на внучке чёрта – странная мысль! Странная участь подпоручика Бубнова!

«Ну, а если у меня будут дети? – подумал он, – какого они будут звания? Дворяне, что ли? или что за люди? Их не примут ни в какой кадетский корпус! Презатруднительное положение! Зачем я ел чёртов хвост!»

– Впрочем, – заметил черт, – без взаимного согласия мы их не женим… Я добрый дедушка и люблю Бабебибобу; также по многим причинам уважаю Ивана Андреевича… Бабебибобу, скажи мне, нравится ли тебе подпоручик Бубнов?

– Как не нравиться! – вскричала старуха, – посмотри на нее – она уже теперь облизывается…

И в самом деле, чёртова внучка, прищурив глазки и улыбаясь, водила красным, красным язычком по острым и белым зубкам…

– Она меня съест, – закричал Бубнов.

– На здоровье, – заметил чёрт.

– Как на здоровье? Что значит – на здоровье? Я офицер! Я гость! Разве офицеров едят? Разве гостей едят?

– Вы хотите доказательств, – возразил чёрт, – извольте! Тотчас! У меня в доме живет немецкий доктор обоих прав, который вам докажет как дважды два четыре, что съесть вас можно, должно, прилично и приятно.

– Будь он семидесяти прав доктор, ничего он мне не докажет! Ничего! решительно ничего! – подпоручик рассвирепел и замахал руками, как ветряная мельница. – Я уйду! Чёрт с вами! Я уйду! Нужно ж мне было, дураку, есть ваш хвост! Уйду!

Иван Андреевич попытался встать – не тут-то было: кресло, на котором он сидел, превратилось в уродливого паука и вцепилось в него с истинно бесовскою силой… Чёрт и его семейство помирали со смеху, глядя на исступленные и напрасные усилия подпоручика… Смех старухи был чрезвычайно похож на блеяние старого козла, – Бабебибобу взвизгивала от удовольствия.

– А! так-то! – простонал Иван Андреевич, – так сгинь же бесовское племя во имя…

– Стой! держи! – закричал чёрт. – не давай ему креститься…

Бабебибобу бросилась с кровожадной улыбкой на подпоручика и разом откусила ему правую руку… В то же мгновение с миски соскочила крыш<к>а и бедного подпоручика подхватили и бросили в миску… приправили его уксусом, маслом, горчицей, тертым порохом, серой и клюковным морсом и съели, съели до последней косточки… Во всё время обеда играли грешники-музыканты разные увертюры… Бабебибобу с особенным удовольствием скушала сердце подпоручика, а сам чёрт чуть не подавился эполетой…

 

На другое утро нашли подпоручика Бубнова в той же улице уездного города Ч… Он лежал лицом к забору и был красен, как рак. Его привели в чувство; он с испугом долго глядел кругом; начал болтать всякий вздор, уверял, что он чувствует себя в трех вовсе ему чуждых желудках, и только к вечеру пришел в себя. Он никогда не мог забыть своего знакомства с чёртом и часто поговаривал:

– Если б я был Наполеоном, уничтожил бы я всех чертей!

Впрочем, жил до глубокой старости, не вышел в отставку и умер младшим поручиком.